Беседа о Тайной Вечере

В Великую Среду Церковь вспоминает помазание Христа миром и предательство Его Иудой, а также готовится к воспоминанию Тайной Вечери.

Предлагаем вниманию читателей главу из книги «О чем говорит Христос? Разговор о Евангелии со священником Алексеем Уминским», вышедшей в 2011 году в издательстве «Никея».
Беседа к четырнадцатой главе Евангелия от Марка*

Приближалось празднование иудейской Пас­хи, а вместе с тем — время исполнения про­рочеств о Христе, приближались дни Его ис­купительной жертвы, крестных страданий и воскресения. Иудейская Пасха была празд­ником, установленным в память об освобож­дении еврейского народа из египетского пле­на, в память того, как Господь вывел свой народ из рабства в Землю обетованную.

Сам этот переход через Чермное море (которое обычно принято отождествлять с Красным морем, но тем не менее, возможно это был какой-то залив Красного моря или одно из озер, располагавшихся между Егип­том и Израилем) обозначается древнееврей­ским словом «ООП» — «песах» — «прохождение мимо», символизирует для нас, сегодняшних христиан, равно как и для ветхозаветных иудеев, путь от рабства греху к свободе, от смерти духовной — к воскресению, от смерти физической — к жизни вечной. Особым знамением, знаком, символом этого праздника яв­лялся пасхальный агнец — ягненок, которого следовало заколоть и вкушать, не разламывая костей, приправляя горькими травами.

Стоит вспомнить о том, что фараон не отпускал еврейский народ из Египта на поклонение святыням и за это был наказан казнями египетскими. Последняя казнь, призванная окончательно вразумить фараона и предоставить евреям возможность уйти от него, была особенно страшна — в Египте погибли все первенцы, от человека до животных. Евреям было заповедано помазать двери домов, в которых они жили, кровью однолетнего, чистого ягненка. В ночь, когда истребляющий Ангел прошелся по египетской земле, и все первородное было уничтожено, еврейские дома, помеченные кровью, оказались сохранены — искуплены кровью агнца. Это стало прообразом крестной смерти Спасителя, символом Его искупительной жертвы и залогом нашего спасения.

Все эти древние пророчества хранились в еврейском народе, передаваясь из уст в уста, но до конца не были поняты им, так же как и апостолами, до того момента, пока Сам Христос не явил в Себе Агнца непорочного, Чьей кровью был окроплен Крест, на котором Его распяли. Этой кровью каждый из нас был ис­куплен от смерти, освобожден от греха и из-под власти дьявола.

И вот праздник приближался. Иисус был в Вифании, как написано, у Симона прокаженного. Об этом Симоне говорится и в других Евангелиях, так же как и о женщине, которая пришла тогда к Иисусу со скляницей мира — особым образом приготовленного благоуханного и очень дорогого масла. Этой женщине посвящено богослужение, совершаемое на Страстной седмице Великого поста. Известно, что она была блудницей. Жизнь ее была скверна и нечиста, и вдруг она приносит чистейшее благовоние, как бы становясь на то место, которое когда-то занимали волхвы. Ведь миро было одним из даров, которые волхвы принесли Младенцу Христу в Вифлеемскую пещеру.

Кроме того что миро является драгоценностью, такое подношение имело еще один, сугубо ритуальный смысл. Миром помазывали покойников. Не всех, конечно, но наиболее благородных, наиболее достойных и уважаемых. Миро было знаком величайшего почтения к усопшему и одновременно бальзамиро­вало тело для того, чтобы память о человеке жила в поколениях.

Женщина из-за своего образа жизни никак не могла войти в дом Симона, о котором известно, что он был фарисеем, то есть человеком, чуравшимся грешников. Впрочем, видимо, этот Симон знал что-то такое, чего не знали другие фарисеи. Возможно, он был тем самым человеком, который спрашивал у Господа о главной заповеди в Законе Божием.

Блудница начинает смазывать этим драгоценным миром ноги Спасителя, с плачем отирая их своими волосами. Это стало образом величайшего покаяния, образом глубочайшего потрясения души. Такие действия свидетельствуют о том, что женщина встре­тила Христа, и Он полностью изменил ее жизнь. В ответ она приносит Иисусу самое дорогое, что у нее есть, и даже апостолы начинают роптать и искренне не понимают, зачем все это: ведь миром ноги не мажут! Его можно было бы продать более чем за триста динариев и раздать эти деньги нищим. Господь от­крывает им тайну:

оставьте ее; что ее смущаете? Она доброе дело сделала для Меня. Ибо нищих всегда имеете с собою и, когда захотите, можете им благо­творить; а Меня не всегда имеете. Она сделала, что могла: предварила помазать тело Мое к погребению. Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет, в память ее, и о том, что она сделала (Мк. 14: 7-9).

Так и случилось. Каждое Евангелие немного по-своему, слегка различающимися словами, но непременно описывает это событие.

В среду Страстной седмицы Православная Церковь поет:

«Господи, яже во многия грехи впадшая жена, Твое ощутившая Божество, мироносицы вземши чин, рыдающи миро Тебе прежде погребения приносит: увы мне глаголющи! Яко нощь мне есть разжжение блуда невоздержанна, мрачное же и безлунное рачение греха. Приими моя источники слез, Иже облаками производяй моря воду. Приклонися к моим воздыханием сердечным, приклонивый небеса неизреченным Твоим истощанием: да облобыжу пречистеи Твои нозе, и отру сия паки главы моея власы, ихже в раи Ева, по полудни, шумом уши огласивши, страхом скрыся. Грехов моих множества, и судеб Тво­их бездны кто изследит? Душеспасче Спасе мой, да мя Твою рабу не презриши, Иже безмерную имеяй милость».

Приведем и русский перевод этого песнопения:

«Женщина, предавшаяся многим грехам, Твое, Господи, ощутившая Божественное естество, как мироносица, рыдая, приносит Тебе миро прежде погребения, говоря: О, горе мне! Как ночной кошмар мое блудное непотребное разжжение, мрачное и безлунное служение греху. Прими потоки моих слез, Наполняющий моря дождевыми каплями; приклонись к моим сердечным воздыханиям, Приклонивший небеса несказанным Твоим воплощением, да облобызаю пречистые Твои ноги и отру их своими волосами — те самые ноги, шаги которых Ева в раю услышав, в страхе скрылась. Множество моих грехов и тайны Твоих судеб кто исследует? О Спаситель моей души, бесконечно Милостивый, не презри меня, Твою рабу».

* * *

Далее речь впервые заходит о предательстве Иуды. Один из двенадцати апостолов отправился к первосвященникам, чтобы предать Христа. Зачем ему это понадобилось? Какую выгоду он мог получить в результате этого злодеяния? В качестве награды ему пообещали тридцать сребреников — сумму не то чтобы мизерную, но никак не огромную. На эти деньги, к примеру, можно было купить на невольничьем рынке одного раба. Вот за эти деньги Иуда согласился предать Иисуса и стал ожидать удобного случая.

А Христос тем временем готовится к Пасхе. Как иудей, как Исполнитель Ветхого Завета, Он вместе с учениками встречает этот святой день так, как и полагалось это делать. 14 нисана, в главный день праздника, Иисус собирается с апостолами на Тайную вечерю, на Свой последний пасхальный ужин. Когда они возлежали и ели, Христос произносит такие слова:

истинно говорю вам, один из вас, ядущий со Мною, предаст Меня (Мк. 14: 18).

Эту фразу обычно относят только к Иуде, но каждый из учеников почему-то спросил: «Не я ли, Господи?» Каждый из учеников почувствовал вдруг, что вопрос касается его лично.

Почему? Почему каждый вдруг почувствовал угрызение совести и страшное ощущение вины? Оказалось, что слова Христовы относятся не только к Иуде, но к каждому из собравшихся за столом. Апостолы наконец осознают, что окружены уже не ликующей толпой, восхваляющей и приветствующей Христа, а нагнетавшейся злобой, желанием обвинить в чем-то Иисуса. Этого ученики не могут не чувствовать. Они вспоминают слова Учителя о том, что Он идет в Иерусалим, и там Его будут бить, унижать, и Он будет распят. Они понимают, что если все это касается Его, то вполне может коснуться и их. Им становится страшно, и они один за другим начинают вопрошать: «Не я ли, Господи?»



Не относится ли этот вопрос вообще ко всему человечеству? Если так, то относится он и к каждому человеку, к любому из нас. «Не я ли, Господи?» — может и должен спросить всякий. Ведь в жизни каждого тоже непременно наступит момент, когда придется сделать решительный, окончательный выбор: со Христом я или без Него, иду ли я с Господом до конца или отступаюсь от Него и бегу в ужасе, когда передо мной разверзается бездна?

Апостолы задали этот вопрос, потому что были чистосердечны, потому что их совесть не позволила им промолчать, и сделали это не зря. Когда наступил самый страшный час, каждый из них по-своему предал Христа, каждый бежал от Него, каждый струсил и спрятался. Это обстоятельство еще раз подчеркивает, насколько же они были похожи на нас, но оно же означает, что и мы в чем-то можем оказаться похожими на них. Мы знаем о том, что ученики бежали от Господа, но нам также известно, что они нашли потом силы вернуться к Нему и последовать за Ним. Практически все они в конце концов закончили свою жизнь так же, как Иисус, — мученической смертью на кресте.

И когда они ели, Иисус, взяв хлеб, благословил, преломил, дал им и сказал: приимите, ядите; сие есть Тело Мое. И, взяв чашу, благодарив, подал им: и пили из нее все. И сказал им: сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая (Мк. 14: 22-24).

Эти слова звучат в Церкви и ныне и будут звучать до конца этого мира, вплоть до Второго пришествия Христа. На Тайной вечере Господь наш Иисус Христос устанавливает величайшее Таинство, которое мы даже называем «Таинством таинств», — святую евхаристию, Таинство Причащения Его Тела и Святой Крови. Церковь живет этим Таинством; все христиане почитают его необходимейшим условием своего спасения, освящения и соединения со Христом.

Господь оставил нам это Таинство не просто в качестве воспоминания о Своем земном бытии, о Своих страданиях и даже о Своем воскресении из мертвых. Оно дано нам для самого главного. Смысл того, что Христос пришел на землю, был сформулирован одним из величайших богословов, епископом Афанасием Александрийским. Когда он говорил о воплощении Сына Божия, когда он говорил о том, зачем бесконечный, всесильный, всемогущий и неизреченный Сын Божий — второе Лицо Святой Троицы, вдруг стал человеком и безмерно унизил Себя, приняв вид раба, святитель подчеркивал: «Бог стал человеком для того, чтобы человек стал Богом».

Христос вочеловечился, взял нашу природу для того, чтобы мы, люди грешные, земные, ограниченные, ни к чему не способные, не могущие даже победить элементарный грех без помощи Божией, вдруг сделались бы подобными Ему. Если Он очеловечился, то мы должны обожиться, принять Его Божественную природу.

Каким же образом человек может вернуть себе эту когда-то утраченную Божественную природу? Сам Господь дарует нам ее через причастие Его Тела и Крови, через приобщение, через непостижимое соединение с Ним. Под видом хлеба и вина на каждой Божественной литургии, совершаемой в Православной Церкви, любой верующий христианин причащается истинного Тела и истинной Крови Христовой. Это значит, что Его Божественное Тело становится нашим телом, а Его Божественная Кровь течет отныне и в наших жилах.

Он щедро отдает нам Свою жизнь, а в ответ принимает нашу. Он делает нас Собой, Он говорит нам: «Все Мое — твое!» Соединяясь с Богом, каждый из нас удивительным образом становится единым со всеми, кто так же, как и мы, соединяется с Ним. Все мы — братья и сестры, поскольку ведем свой род от Адама и Евы, но в этом великом Таинстве нашим Родителем становится Сам Бог, потому что в каждом из нас течет Кровь Христова, и каждый из нас теперь сопричастен Его Божественному Телу.

* * *

Ночь, проведенная Господом в Гефсиманском саду, — один из самых страшных и, пожалуй, один из самых малопонятных современному читателю евангельских эпизодов, и именно потому, что в нем слились воедино два основополагающих духовных мотива. С одной стороны, в этом отрывке явственно слышится леденящее дыхание смерти. Ужас телесной, физической гибели, приближавшейся ко Христу, охватывает не только Иисуса, но и всякого человека, глубоко и внимательно вчитывающегося в евангельский текст. И при этом очень многое остается нам неясно. Мы ведь не устаем повторять, что Ии­сус Христос — Сын Божий, что Он — истинный Бог, что Он — всемогущ и Свое всемогущество непрестанно подтверждает чудесами и удивительными явлениями: и преображением на святой горе Фавор, и хождением по водам, и тем, что повелевает стихиями, и тем, что исцеляет безнадежно больных, и тем, что воскрешает мертвых. И вдруг перед нами оказывается на первый взгляд совершенно немощный, смертный человек, в сущности такой же, как и мы с вами…

Гефсиманское борение — это, наверно, самый острый момент Божественного умаления или, как говорит о том наше богословие, «Божественного истощания» Христа. Мы уже говорили, что Он умалил себя настолько, что принял образ раба. Но это умаление Божества, это уничижение Божественное доходит наконец до того, что Господь становится беспомощным в своем умирании, потому что каждый человек перед смертью — в сущности, совершенно беспомощен.

Самое страшное и поистине самое неизведанное из того, что только может случиться и непременно рано или поздно произойдет в нашей с вами жизни, — это, конечно же, телесная, физическая смерть. Та смерть, о которой мы, в отличие от животных, знаем наперед, та, которую никому из нас избежать никак не получится, та, о которой мы не хотим задумываться и которую все время пытаемся отдалить от себя всеми силами, потому что поверить в то, что нам суждено умереть, человеку, пожалуй, действительно невозможно. Люди попросту не в состоянии до конца осознать неизбежность собственной смертно­сти и именно поэтому столь ужасной для них оказывается кончина их близких. Она представляется им совершенно бессмысленной, но при этом жесточайшей реальностью, которую никак невозможно принять, с которой никогда невозможно согласиться.

Так вот, смерть приближается к Иисусу, и Господь оказывается пред ее лицом таким же беспомощным, как и каждый из нас. Христос ведь идет умирать нашей смертью! Ему как Богу смерть совершенно чужда. Как Бога она совершенно Его не может коснуться, потому что Он — есть жизнь вечная. Именно поэтому смерть, которую Христос принимает, страдание, на которое Он идет, могут быть только добровольными, принятыми Им ради нашего с вами спасения.

Пожалуй, следует напомнить и о том, что человеческая смерть — результат грехопадения, смерть — это порождение греха, неизбежная расплата за него. Человек стал смертным исключительно потому, что отошел от Бога, только из-за того, что он согрешил. Адам в своем первозданном, безгрешном состоянии не умер бы вовек: ему милостью и любовью Божией изначально было уготовано бессмертие. Однако Адам и Ева избрали иной путь — путь смертный.

Христос, непорочно воплотившийся от Пресвятой Богородицы Девы Марии и Святого Духа, не имел на Себе греха. Мы говорим, что Он был новым, безгрешным Адамом, а значит, смерть не имела над Ним абсолютно никакой власти и, следовательно, Он мог ее принять только по Собственной воле, при­неся Себя в жертву во искупление наших грехов. Господь, Который, конечно же, не может умереть, и все же, как человек, чувствующий приближение смерти, содрогается всем существом.

Он, отойдя немного, пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; и говорил: Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня, — и тут же добавил: — но не чего Я хочу, а чего Ты (Мк. 14: 35-36).

Эти слова каждый из нас повторяет, читая молитву Господню: «Да будет воля твоя!», потому что воля Божия — это и есть вся наша жизнь. Потому что если Он послал Сына Своего Единородного для того, чтобы Тот умер за нас, то Его воля — это наша вечная жизнь, это — спасение, это — Его бесконечная любовь. Поэтому слова: «Да будет воля Твоя!», по сути, означают: «Да пребудет всегда любовь Твоя со мной! Да будет всегда Твоя свобода со мной! Да будет всегда со мной Твоя покрывающая меня десница!» Вот что на самом деле означают эти слова, потому что, если сопутствует нам воля Божия, можно вообще ничего в жизни не бояться, можно вообще ни о чем больше не просить и ни с какой иной молитвой к Господу не обращаться. Потому что, если с нами пребудет воля Божия, с нами пребудет и Сам Бог, а вместе с Ним — и все неизреченные блага, от Него исходящие.

Христос, как написано в одном из Евангелий, молится до кровавого пота. Вручая Себя в руки Божии, Он вручает Ему и каждого из нас, он вверяет воле Божией все человечество. Бог не может хотеть погибели, Он хочет жизни, и ради этой жизни в жертву приносится Его Единородный Сын, дабы искупить каждого из нас от власти смерти, от власти греха и от силы дьявольской.

А уставшие апостолы засыпают именно тогда, когда Господь просит их:

душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте (Мк. 14: 34).

Когда Сыну Божию оказалась нужна человеческая помощь, они отходят ко сну! Как же легко в это верится.

На самом деле, человеку трудно быть с Богом, если только его желание сопутствовать Ему искренне. Необыкновенно тяжело постоянно жить в свете истины, невыносимо непрестанно ощущать всепоглощающую любовь! Ведь в этом случае человек особенно отчетливо видит свое несовершенство, свою искаженность, свою немощь. Нелегко нести крест Божественной любви, крест Божественного присутствия, крест Божественной милости!

Нам по недомыслию кажется, что пребывать с Богом хорошо, легко и приятно исключительно потому, что мы берем от Него лишь малейшую часть Его бесконечных даров — ту, которая нужна нам сегодня; ту крошечку, падающую с щедрого стола Господня, которую можем использовать здесь и сейчас для соб­ственных нужд. Но вот когда наступает пора полностью вручить себя в руки Божии и принять Его также, полностью, мы вдруг отчетливо осознаем свою глубочайшую духовную несостоятельность, абсолютную нищету наших душ и сердец. Однако следует помнить: если христианин ощущает эту нищету, понуж­дает себя и трудится над собой, тогда слова:

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное (Мф. 5: 3)

— адресованы именно ему, человеку, которому хотя и трудно быть с Богом, но все же следующему за Ним.

Вот и апостолам трудно пребывать с Господом. Веки их налились свинцом, они погружаются в сон. Христос приходит и будит их и снова молится о Чаше, снова молится Своему Небесному Отцу. И мы видим Его победу: Он вдруг совершенно успокаивается и исполняется сил, спокойствия и той самой волей Божией, о которой молился.

Кончено, — говорит Он ученикам. — Пришел час: вот предается Сын Человеческий в руки грешников. Встаньте, пойдем; вот приблизился предающий Меня (Мк. 14: 41-42).

* * *

Образ Иуды Искариота многократно и совершенно по-разному интерпретировался в философских трудах, в богословской и тем более в художественной литературе. Нашим современникам доступно даже «Евангелие от Иуды», написанное членами одной из гностических сект и которое, конечно же, самому Иуде принадлежать никак не может. Авторы этого текста, не приняв Евангелия апостольского, вдохновлялись оккультными представлениями о Боге — полуязыческими, полуиудейскими, позаимствовав, впрочем, что-то и из христианства.

Кем же был Иуда? Почему он все-таки решил предать Христа? На последний вопрос человечество не получило ответа до сих пор. Ведь он — один из двенадцати апостолов, которых призвал Христос. Иуда был совершенно равен другим во всем — и в своем служении, и в любви, которую Господь изливал на Своих учеников. Он слышал те же слова, что и другие апостолы. Он присутствовал на Тайной вечере вместе со всеми. Иисус умыл ему ноги так же, как и остальным ученикам. Иуда принял Святое Причастие из рук Спасителя. Он был одним из самых доверенных Его последователей: нам известно, что именно ему было поручено хранить и носить ковчег с пожертвованиями. Совершенно очевидно, что о будущем предательстве Иуды Христу было известно заранее. Зачем же тогда Он избирал его? Зачем взял в ученики заведомого изменника?

Здесь мы сталкиваемся с такими богословскими понятиями, как «промысел Божий» и «Божественное предопределение». Об Иуде было сказано:

горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы тому человеку не родиться (Мк. 14: 21).

Неужели же Иуда был от века предопределен к тому, чтобы стать предателем? Неужели у него не оставалось никакого другого пути? Не думаю…

Божественное предопределение, конечно же, существует. Господь каждого человека предопределяет ко спасению. Все люди, рождающиеся на этой земле, в любой ее точке и в любое время появляются на свет именно для того, чтобы быть спасенными, для того, чтобы для каждого из них открылась жизнь во Христе. Повторю: в каком бы народе, в какой бы культуре, в какой бы религии человек ни родился, он изначально предопределен Богом для спасения. Об этом замечательно сказал древнехристианский учитель Тертуллиан: «Душа каждого человека — по своей природе христианка», то есть каждый человек несет в себе образ и подобие Божие, каждому человеку Господь указывает путь ко спасению. А вот спасается ли каждый? От чего это зависит?

После искупительной жертвы Спасителя это целиком и полностью зависит от нас. В каждую минуту нашей жизни, каждый день мы выбираем свою дорогу. Любой наш шаг — либо путь ко спасению, либо бегство от него. Всякий раз мы или поворачиваемся лицом ко Христу, или отворачиваемся от Него. Ежесе­кундно задействованы наша собственная воля и наша собственная совесть, определяющие наш выбор.

Евангелие могло бы быть совершенно другим, если бы Пилат не отдал Христа на распятие и если бы Иуда не предал своего Учителя. Вот и тот или иной шаг каждого из нас, в сущности, мало чем отличается от выбора этих людей. Ведь все мы (это необходимо осознать!) — тоже действующие лица Евангелия, и весь мир, в котором мы живем, зависит от каждого из нас.

Нас — миллиарды. Совокупность наших действий невозможно оценить сразу, но тем не менее всякий раз, когда мы выбираем что-либо, мы в конечном итоге выбираем либо Бога, либо сатану, отдавая предпочтение или добру, или злу. При этом даже если человек на время удаляется от Бога, за ним право выбора остается все равно.

Иуда — один из нас, держащих в руках это Евангелие, он — один из нас, последовавших за Христом, один из нас, ставших или, по крайней мере, назвавшихся Господними учениками. Не зря в молитве перед Святым При­чащением мы молимся: «Ни лобзания Ти дам, яко Иуда…»

Все, что сделал Иуда Искариот, он совершил, руководствуясь собственным выбором. Нам, наверное, до конца не понять, что заставило его возненавидеть и предать своего Учителя. Новый Завет повествует о том, что Иуда отличался сребролюбием. Но так или иначе, важно даже не это. Куда важнее понять, что и у Иуды, и у Петра, и у Пилата, и у Ирода, и у Иоанна Крестителя, так же как и у каждого из нас, — одинаковые шансы быть спасенными или по нашей собственной воле не спастись. Все зависит только от нас.

* * *

Из Гефсиманского сада воины уводят Христа к первосвященнику. Старейшины и книжники мечтают раз и навсегда избавиться от докучливого Проповедника из Назарета, но никаких оснований для того, чтобы предать Иисуса смерти по Закону Моисееву не находится. Сколько бы ни было коварных лжесвидетелей, готовых очернить, оклеветать Христа, насколько бы ни извращался смысл Его проповедей, все равно это оказывалось явно недостаточным для предъявления обвинений. И тогда первосвященник решается на крайнюю меру: обвинить Господа в богохульстве, поскольку знает о том, что Иисус ни за что не покривит против истины. Первосвященник спрашивает:

Ты ли Христос, Сын Благословенного? Иисус сказал: Я, и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных (Мк. 14: 61-62).

Правда, которую отказываются принять люди, становится единственным основанием для осуждения Спасителя на крестные муки.

Далее следует рассказ об отречении Симона — того самого апостола, которого Христос назвал Петром, что означает «камень». Именно Петр выхватил меч, ударил раба пер­восвященника и отсек его ухо, стараясь защитить Учителя. Но Христос отказывается от такой защиты. Ведь Он — всесильный и всемогущий Бог, добровольно отказывающийся от Своей силы.

Петр идет во двор к первосвященнику — туда, где судят Христа, где бьют Его по лицу, где плюют на Него, где смеются над истинным Богом, сотворившим этот мир, сотво­рившим человека и давшим человеку возможность издеваться над Богом. Петр искренне хочет быть рядом с Ним, но не может, потому что ужас Гефсиманской ночи, зловещее дыхание смерти охватывают и его. И он мучается, мечется и понимает, что сказал Господу то, о чем невозможно забыть: «С Тобой я готов и в темницу, и на смерть!» И теперь надо идти дальше, надо идти до конца… И вдруг громом звучит роковой вопрос: «И ты был с этим человеком?» — «Нет, не я…», — шепчут в ответ дрожащие, пересохшие губы. «Ой, что же я сказал? — наверное, думает Петр. — Но ничего, потом я все равно вернусь к Нему, я еще успею!»

Перед нами — жесточайшее внутреннее борение: с одной стороны, вера и неподдельное желание быть с Богом, а с другой — ужас оттого, что малейший шаг к Нему наверняка окажется последним в жизни. И Петр не может решиться на этот шаг и предает Христа, трижды отрекшись от Него в ту ночь. Наконец звучит предутренний петушиный крик, напоминающий апостолу горькие слова Иисуса:

истинно говорю тебе, что ты ныне, в эту ночь, прежде, нежели дважды пропоет петух, трижды отречешься от Меня (Мк. 14: 30).

И Петр начинает плакать. Насколько каждому из нас знаком этот безутешный плач!