Евразийские Балканы

«Евразийские Балканы» - именно так больше десятка лет тому назад известный американский политолог Збигнев Бзежинский характеризовал центрально-азиатский регион. Сравнение, действительно, весьма удачно применительно к этому достаточно широкому геополитическому пространству, пишет украинский востоковед Олесь Кульчицкий (на фото).

Здесь возможны сразу несколько аналогий: и в плане потенциальной политической и военной взрывоопасности региона, и в виду его низкого экономического развития, но самое интересное - в плане этнического разнообразия. Как известно, население мусульманского Востока вообще довольно сложно классифицировать в этническом ракурсе без учета религиозного, а зачастую - и племенного или мелко-национального факторов. Об этом явлении как одной из отличительных черт Востока упоминал еще Освальд Шпенглер в своем «Закате Европы». Религиозные исламские секты, малые народности и племена, кланово-родственные и общинные группы - все это надо скрупулезно анализировать, рассматривая формирование современных национальных государств в Азии.

Особенно, если мы ведем речь о государствах, зажатых в искусственные советские границы. Вот только поверхностные примеры деформаций, проистекающих от колониального наследия: Каракалпакская автономия в Узбекистане, всего на треть состоящая из самих каракалпаков, и крохотная по населению, но огромная за размерами Бадахшанская в Таджикистане, наличие громадной узбекской диаспоры в половине стран региона, ассимиляция таджиков тюрками в Узбекистане и противоречащее истории разделение таких территорий как Самаркандская область, Ферганская долина и Хорезм между соседними республиками.

Иногда, даже трудно понять: вкладывается ли все это всецело в древнюю колониальную формулу «divida et tempera» («разделяй и властвуй») или нередко диктовалось молниеносными революционными решениями советской власти и незнанием специфики региона. Впрочем, как известно, Восток, попавший подл владение Западных колонизаторов, испытал не менее жесткое разделение этносов и религиозных групп в зависимости от государственных границ.

Тем не менее, последние двадцать лет именно на постсоветском пространстве происходит активное построение среднеазиатских независимых государств на национальной основе. Можно сказать - явление не совсем обычное для традиционного мусульманского Востока, начавшееся лишь в двадцатом веке. Насколько удачным окажется этот проект для среднеазиатского региона покажет будущее.

Но уже сейчас можно констатировать любопытный факт: построение мононациональных независимых государств Центральной Азии целиком соответствует внешнеполитическим планам США, задекларированным через несколько лет после окончания Холодной Войны. «Первостепенный интерес Америки состоит в том, чтобы помочь обеспечить такую ситуацию, при которой ни одна держава не контролировала бы данное геополитическое пространство, а мировое сообщество имело бы к нему беспрепятственный финансово-экономический доступ...» - писал тот же Збигнев Бжезинский в своем известном произведении «Геополитическая шахматная доска» еще в 1997 году.

Само собой понятно, что после распада СССР США ставили за цель максимально уменьшить влияние России не только в постсоветских республиках на европейской территории, но и - на азиатской.

Ныне же можно с уверенностью констатировать, что через много лет большинство государств этого региона действительно если еще и не вполне балансируют, то достаточно быстро приближаются к взвешиванию собственных интересов на оси между большими мировыми игроками: Россией, США, Китаем, а также - влиятельными мусульманскими странами.

Между тем как этнический фактор, упомянутый в начале материала, может стать одним из важных предвестников нужного для Запада баланса. Только национальные монолиты-государства могут ослабить в регионе влияние России, причем создавая для нее даже порубежную угрозу в виде и демографически, и культурного активизирующегося населения, кардинально отличного и в этническом, и в религиозном плане. Что же происходит в среднеазиатских государствах на этническом уровне?

Во время одной из последних востоковедческих конференций ученых из бывшего СССР украинский историк Анатолий Момрык обратил внимание на крупные этнические сдвиги на постсоветском пространстве в Центральной Азии.

В Казахстане количество русского населения сократилось за последние двадцать лет почти вдвое, самих казахов насчитывается 10 миллионов после шести с половиной в 1989 году (всего население республики - 16 миллионов граждан). Таджики на сегодняшний день составляют 80% населения своей республики по сравнению с 62% в 1989 году. Население Киргизии выросло за последние полстолетия более чем в два раза и уже на 70% состоит из доминирующего этноса.

О быстрой рождаемости среди узбеков с туркменами в их государствах нечего и вспоминать; количество же русского населения во всех без исключения странах региона неуклонно близится к рекордно низким отметкам.

Казалось бы, всем более-менее известные и само собой понятные факты. Но разве рост этнической монолитности азиатских государств не прямо пропорционален развитию собственных языков и информационного поля, а по существу - снижению влияния в них русской культуры и залога для упомянутого баланса?

Кстати, совсем недавно ректор МГУ академик Виктор Садовничий обнародовал на форуме «Интеллектуальная Россия» катастрофический прогнозы касательно русского языка: до 2025 года тот может напрочь лишится статуса мирового языка, а количество его носителей сократиться вдвое.

Учитывая же и религиозную идентичность азиатского населения можно прогнозировать не только его будущее полное выпадение со сферы активного влияния России, но, скажем, и более резкое тяготение к мусульманскому миру, или существенное воздействие на этнические и культурные сдвиги в самой РФ, где уже насчитывается почти 20% мусульман.

Впрочем, невосприятие в мусульманском, в данном случае среднеазиатском, мире Запада еще совсем не означает признания им союзничества с не менее контрастным православным миром.

Условные намеки на это мы можем также найти в «Геополитической шахматной доске»: «Принципиальный выбор (США) - между хрупким региональным равновесием и этническим конфликтом, политическим расколом и, возможно, даже открытыми столкновениями вдоль южных границ России. Достижение и укрепление этого регионального равновесия должно стать существенной задачей всеобъемлющей геостратегии США в отношении Евразии».

Собственно говоря, можно мысленно начертить некую корреляцию между упомянутыми национальными процессами в Азии и американской геополитической стратегией, разработанной еще в конце двадцатого века. Продолжить этот ряд могут и некоторые положения Самуэля Хантингтона о зависимости модернизации общества от утверждения в нем западных ценностей, в том числе и такого явления как - национальное самосознание и сплоченность.

Хотя, безусловно, полностью разобраться в происходящем можно только, дополнив изложенные факты социальной, миграционной, экономической и военной статистикой. Задача для целых групп экспертов с институтами. Но очевидно одно - неуклонная потеря российского влияния на постсоветском, в данном случае - азиатском пространстве, невзирая на «твердую руку» при власти в Москве.

Конечно, здесь трудно судить: стаем ли мы свидетелями естественных исторических процессов послеимперского периода, или же Россия действительно проигрывает сознательно разработанным геополитическим стратегиям, о существовании которых мы как-то непроизвольно забыли в последние годы, или же сами эти стратегии были разработаны с учетом исторических процессов, сопровождающих распады империй.

Ведь ни в постепенном этническом возрождении Центральной Азии, ни в возрождении ее религиозно-культурной идентичности после распада СССР на самом-то деле нет ничего удивительного. Но непоправимо ошибаются те, кто не видит столь важной связи между событиями в Украине и столь далеким для нас регионом, граничащим с Китаем.

Известный постулат о том, что ключ к Евразии лежит в Украине, ныне обретает особый смысл. На фоне всех этнических, соответственно - и культурно-политических сдвигов в Азии, этом традиционном историческом катализаторе демографических всплесков, этнических сплавов и культурных «ветров», мы нужны России как кислород.

Поймет ли она это, пойдет ли на компромиссы с нами, стоя перед лицом отовсюду надвигающихся угроз? Или будет и дальше создавать из Украины внешнего врага, убегая от внутренних проблем, при этом пытаясь насильственно завладеть нашей «козырной картой» в решении евразийских проектов? Мы-то сможем без «них». И сможем неплохо. Смогут ли без нас?